КОМЕТА-ВОЗМЕЗДИЕ

Авторский сайт Бударина М.Д.

комета возмездие

Исследования острова Пасхи Кэтрин Раутледж.

«Как и во всем, что касается исследования острова Пасхи, мы натыкаемся здесь на типичный случай, когда то, что мы знаем, заставляет нас особенно жалеть о том, чего мы не знаем, и когда приобретенные нами с таким трудом сведения только приводят нас к новым неразрешимым проблемам».

Ф. Мезье

 

Исследования острова Пасхи Кэтрин Раутледж.Моаи на острове Пасха

В 1914 году англичанка Кэтрин Раутледж отправилась на своей шхуне «Мана» в кругосветное путешествие, имея одной из целей своей поездки, исследование острова Пасхи. Она очень хотела узнать, почему этот пустынный остров получил такое странное название - «пуп Земли», а потому около года ее экспедиция провела на острове Пасхи. Были описаны и нанесены на карту каменные платформы, древние дороги и гигантские статуи. Остров показался Кэтрин Раутледж сплошным «сочетанием мистики и неразрешенных загадок».  По результатам своих исследований, Кэтрин Раутледж написала книгу «Тайны острова Пасхи», которая сразу стала бестселлером. К сожалению, собранные в экспедиции уникальные материалы, после смерти К. Раутледж бесследно исчезли. И меня никогда не покидала мысль, что кто-то был очень заинтересован в этом.

Во время экспедиции Кэтрин Раутледж, еще были живы некоторые из аборигенов, которые были знакомы с тайной кохау ронго-ронго. По прибытии на остров Пасхи, Кэтрин Раутледж записала: «Когда мы прибыли, на острове еще жило несколько человек, которым было за шестьдесят, так что они помнили кое-что из старины; с большинством из них, числом около двенадцати, мы встретились… дощечки, известные под названием «кохау ронго-ронго», имели большое значение в жизни островитян в ту пору, которую еще помнили люди преклонного возраста». 

К. Раутледж напрямую общалась и с аборигеном Томенико, одним из последних знатоков кохау ронго-ронго, и немалую часть информации о письменах ронго-ронго Раутледж получила именно от него и его близкого друга Капиеры и Те Хахи, который был приближенным покойного короля Нгаары и помогал королю во время ритуалов ронго-ронго. Вот как выглядит история знакомства К. Раутлидж со стариком Томенико.

Однажды, по пути домой, Раутледж случайно подняла с земли клочок бумаги. Это был листок, вырванный из чилийской конторской книги, который был исписан древними письменами острова Пасхи. Так, совершенно случайно, выяснилось, что кто-то на острове до сих пор общается с помощью древней письменности.  Раутледж удалось выяснить, что записку написал старик Томеника (имя Доминго, переделанное на полинезийский лад) своим родственникам из колонии прокаженных.  А островитяне рассказали ей, что «Томеника - последний человек на острове, знающий кохау ронго-ронго. Он скоро умрет. Он живет в колонии прокаженных».Рискуя заразиться смертельно опасной болезнью, взяв с собой фотокопии дощечек ронго-ронго, и найденный листок, Раутледж пришла в колонию прокаженных.

Томенико хотя и не обрадовался ее приходу, но признал, что письмо, написанное на найденном листке, принадлежит ему. На просьбу Раутледж прочитать хотя бы одну фразу из взятых фотокопий, Томенико прочитал: «хе тимо те ако-ако», и попутно объяснил, что некоторые изображенные на фотокопиях ронго-ронго знаки имеют отношение к «господу нашему Иисусу Христу».

И это было очень важное откровение старого туземца, ведь христианское вероучение, также как и тайна святилища Пасхи основано на тайне единой космической катастрофы – Ноева потопа.

Раутледж сообщает, что когда она пришла к нему в последний раз, старик уже терял память и временами впадал в детство: «он сидел на одеяле около своей хижины, босой, одетый в длинную куртку и фетровую шляпу; у него были пронизывающие карие глаза, в молодые годы он, вероятно, был красив и умен». Она пишет, что Томенико попросил у нее бумагу и карандаш. Бумагу он положил перед собой, взял карандаш, и нарисовал три вертикальных столбца, сначала из ноликов, потом из «птичек». После этого он дал название каждому столбцу и стал рассказывать. «Не было никаких сомнений в подлинности рассказа, но он бормотал быстро, а когда его попросили говорить медленнее, чтобы можно было записать, сбился и должен был начать снова; он несомненно использовал значки лишь для счета различных фраз».

Но по-видимому, таким образом, Томенико примитивно просто пытался объяснить   для непонятливой  Кэтрин Раутледж,  основы слогового письма.

Ему оставили бумагу, и к очередному посещению Раутледж, он нарисовал пять горизонтальных строк, из которых четыре состояли из знаков, но один и тот же знак постоянно повторялся, а всего было не больше дюжины различных знаков. Окружающие сказали, что это «ленивое письмо».

После последнего посещения Томенико, К. Раутледж записала: «По окончании последнего свидания, я вышла из хижины и, прислонившись к стене, еще раз обдумала, не остался ли какой-либо вопрос невыясненным, нет ли хоть какой-нибудь возможности получить данные; но старик забыл большую часть того, что знал, а то, что он смутно вспомнил, не был способен объяснить. Я сделала еще одну напрасную попытку, попрощалась с ним и ушла. Был конец необычайно тихого дня; все в этом уединенном месте было совершенно спокойно; впереди расстилалось, как стекло, море, и солнце, как огненный шар, склонялось к горизонту, а совсем близко лежал постепенно угасающий старик, усталый мозг которого сохранил последние остатки некогда высоко ценимых знаний. Через две недели он умер». 

Мне же кажется, что старика Томенико, который, как умел, пытался объяснить основы своего письма, К. Раутледж просто не смогла понять, потому что ждала от него расшифровки каждого знака, как слова, не понимая, что каждый значок-символ ронго-ронго, означал слог, и мог входить в состав любого слова.

Это же самое, аборигены неоднократно пытались растолковать К. Раутледж, но она оказалась неспособна воспринять эту информацию. В подтверждение снова приведу дословную цитату самой Раутледж: «Поначалу у нас все шло так же, как у американцев. Стоило нам предъявить фотографии с единственной целью получить общие сведения, как их, к нашему удивлению, тотчас начинали читать, привязывая определенные слова к каждой фигуре. Когда же мы после великих трудов начертили все знаки и записали значения каждого, оказалось, что можно любой из них поставить на любое место. Туземцы вели себя словно дети, они делали вид, что читают, а сами декламировали наизусть». Полагаю, что на месте аборигенов, вы, наверное, тоже веселились бы как дети, если бы видели беспомощность ученой Кэтрин Раутледж, которая никак не могла уяснить элементарную вещь, известную каждому аборигену, что любой слог (т.е. любую фигуру ронго-ронго) можно было вставить в разные слова.

Поэтому на настойчивые требования К. Раутледж объясниться, один из туземцев, старый Томенико, сказал пророческие слова, которые до сих пор не были осмыслены никем: «Слова у нас стали новые, а письмена-то остались старые». А ведь туземец сказал очень важное. Слова, написанные на старорапануйском языке, не имели соответствия в новом, сильно изменившемся, под влиянием третьей волны переселенцев, языке пасхальцев.  Их значение и смысл были уже утеряны.  Ведь таблички, вероятнее всего, были написаны на диалекте перуанских племен кечуа, «длинноухих» выходцев из Южной Америки.  Но их язык ко времени посещения острова К. Рауттледж, был уже «мертвым». И рапануйцы   просто уверенно читали слоговые тексты ронго-ронго, не понимая их значения.

В качестве примера представьте, что вычитаете старославянские церковные тексты. Вы произносите слова и текст, написанный знакомыми вам буквами, но дословный смысл текста остается вам непонятным. Первая волна переселенцев, прибывшая на остров Пасхи специально для организации святилища на месте космического взрыва, по-видимому, была хорошо оснащена и организована, и в ее состав входили жрецы, хорошо владевшие письменностью ронго-ронго.

Но после уничтожения «длинноухих» третьей волной переселенцев-полинезийцев, у местных жителей осталась только память о необычайной важности текстов, записанных на ронго-ронго, что и обусловило бережное отношение к ним пасхальцев. 

Но прежний рапануйский язык, ранее являвшийся очень близким к кечуа, чрезвычайно быстро, под влиянием победивших полинезийских переселенцев третьей волны, говоривших только на полинезийском языке, трансформировался в новый рапануйский диалект, близкий к полинезийскому.  Поэтому, даже в 1914 году, вряд ли кто из современных

К. Раутледж пасхальцев, говорящих на новом полинезийском диалекте, мог понимать старые письмена. Ведь язык «длинноухих» к этому времени уже стал мертвым.

Вот что пишетпо этому поводу знаток рапануйского языка, католический пастор Себастьян Энглерт, всю свою жизнь проживший на острове Пасха, и о котором я уже упоминал в своих книгах: «… если даже удастся расшифровать надписи ронго-ронго, что маловероятно, все равно в наших знаниях исконного рапануйского языка и его архаичных слов, столь много пробелов, что мы не смогли бы понять большинство текстов»

Но позвольте не согласиться. Рапануйцы, еще при Туре Хейердале сохраняли способность   бегло читать тексты ронго-ронго, правда, совсем не понимая их значения.  И никто не мешает сопоставить звучание этих слов со словарями старого архаичного языка, на котором разговаривали племена кечуа во времена   Инки Юпанки. И я уверен, что тексты   ронго-ронго заговорят.  Работа предстоит длительная, и сложная, но технически вполне выполнимая.  И мое утверждение, не есть плод фантазии, ибо опирается только на исторические факты, которые, на мой взгляд, невозможно опровергнуть.

Незнание языка сильно мешало общению К. Раутледж с аборигенами.  Вот что она сама пишет по этому поводу: «Языковая проблема, естественно, усугубляла трудности… Туземцы говорят не только на своем языке, они сочетают его с таитянским, который применяется в их церковных книгах и в богослужении. Эти языки родственны между собой, но вместе с тем сильно различаются, и, чтобы понимать речь туземцев, надо было изучать оба языка».

К сожалению, экспедиция К. Раутледж, была скорее любительской, нежели профессиональной, и  потому  К. Раутледж,  на мой взгляд, допустила досадную   оплошность в исследовании тайны ронго-ронго, но это не умаляет ее  заслуг в исследовании тайн острова Пасхи.

Происхождение письменности со слов аборигенов.

Вот что записала К. Раутледж о происхождении дощечек ронго ронго со слов аборигенов:   «Дощечки имели разную длину, до шести футов. В роще, где мы беседовали, старый пасхалец подобрал с земли кусок бананового стебля длиннее себя и заковылял с ним, показывая, как носили дощечку. Зрелище было забавное. По его словам, дощечки были плоские с обеих сторон, а не круглые, как стебель. Говорят, что письмена были привезены на остров первопоселенцами, причем они были начертаны на «бумаге», а когда бумага износилась, из банана сделали новую.  Когда же оказалось, что и эта бумага изнашивается, стали использовать дерево. В каждом племени были «люди ронго-ронго» (тангата ронго-ронго). Они жили в собственных домах, в разных округах нам показывали, где стояли эти дома. В них они занимались своим делом, часто работали, сидя вместе с учениками в тени бананов. Их жены жили отдельно. Ученики чертили знаки акульим зубом; начинающие упражнялись на коре бананового стебля, и только позже им разрешалось чертить на дереве, известном под названием торо-миро…

Читали, по словам Те Хахи, так: одну строку слева направо, следующую строку справа налево – так же, как бык прокладывает борозду при вспашке, способ этот называется бустрофедоном. Готовые дощечки обертывали камышом и подвешивали в домах…

Они считались военным трофеем, но часто сгорали вместе с домом во время межплеменных стычек. Рассказывают, будто в доме Нгаары хранились «сотни кохау», и он обучал других искусству, которое перенял от своего деда. Он читал тексты, держа в руке дощечку и раскачиваясь при декламации из стороны в сторону…

Каждый год, рассказывает Те Хаха, устраивалось большое собрание в заливе Анакена, куда приходили сотни чтецов ронго-ронго. Молодые и наиболее пытливые островитяне из всех округов собирались посмотреть на это зрелище. …

Арики и его сын Каимокои восседали на сидениях, сделанных из дощечек, и каждый держал в руке дощечку. На голове у них, как и у всех учителей, были уборы из перьев. Чтецов ронго-ронго выстраивали рядами, так что посредине оставался проход, ведущий к арики. У одних островитян была с собой только одна дощечка, у других – целых четыре. Старики читали поочередно, иногда вдвоем, с того места, где стояли, но никто не следил по их дощечкам.

Те Хаха и его товарищи стояли с края, он и еще один пасхалец держали в руках мару (нитку белых перьев, привязанную к палке). Если ошибался молодой чтец, его вызывали и указывали ему на ошибки; если же старик читал скверно, Нгаара подавал знак Те Хахе, тот подходил к оплошавшему и дергал его за ухо… Утром успевали прослушать половину чтецов, потом был перерыв на обед, после чего читали остальные, и все это представление продолжалось до вечера. Порой доходило до стычек, когда кто-нибудь высмеивал допустившего ошибку… 

О кончине арики Нгаары, умершего незадолго до набега работорговцев, островитяне рассказали Раутледж следующее: «Шесть дней подряд после его смерти все делали палки с перьями на конце (хеу-хеу), эти палки расставили вокруг того места. Его похоронили в разрушенной аху в Тахаи, и тело его несли на трех дощечках, а следом между рядами провожающих шли чтецы ронго-ронго. Дощечки захоронили вместе с ним. Голова арики поплатилась за свое величие: ее потом украли, и неизвестно, куда она делась. Десять или пятнадцать дощечек арики раздали старикам, остальные достались его слуге Пито, а после смерти Пито – Маурате. Когда Маурату увезли в Перу, дощечки перешли к родственнику Те Хахи, Таке, и Салмон попросил Те Хаху добыть их для него. На беду Таке был в ссоре с Те Хахой, ибо Те Хаха, служа у Салмона и получая хорошее жалованье, был, по мнению Таке, слишком скуп на подарки родственнику. Поэтому Таке отказался уступить дощечки. Они хранились в пещере, положение которой приблизительно было известно; но Таке умер, не сказав точно, где она находится, и дощечки не удалось найти». …

Два вида кохау ронго-ронго.

Из всего вышесказанного, несложно понять, что  существовало два вида табличек ронго-ронго.  Бытовые, в которых записывались   бытовые хроники пасхальцев, и священные, на которые распространялось строгое табу, и содержание которых было известно только немногим избранным, в число которых, по-видимому, входили верховные жрецы и король острова.

а) бытовые таблички ронго-ронго

В подтверждение этому, Раутледж пишет, что один из пасхальцев, по имени Томеника, «знал низший вид ронго-ронго, именуемый «тау»».  Капиера, которого Раутледж называет одним, из наиболее заслуживающих доверия стариков, и который одно время жил вместе с Томеникой, попытался объяснить ей общий смысл тау.

Во время «коро» – большого праздника в честь отца (живого или умершего) – заказывали знающему письмо человеку, маленькую дощечку, в которой перечислялись все подвиги престарелого родителя: «…сколько людей он убил, сколько кур украл…»  А более крупная дощечка содержала перечень всех этих малых дощечек, в которой называлось только имя каждого героя и год его коро. «Вот этот общий обзор и прочел нам Томеника; и хотя не обошлось без путаницы, каждая строка, как будто, представляла десятилетие». То есть это была своеобразная летопись деяний человека в жизни острова

Капиера тоже мог читать образец малой тау. «Эта тау, как нам сказали, была первоначально сделана одним из предков Хота-Матуа, первого вождя переселенцев. Она не считалась табу, в отличие от других ронго-ронго, …

А таблички, на которые распространялось табу, являлись священными.

б) священные таблички ронго-ронго

Дальнейшая информация заставляет задуматься: «Кроме этого большого собрания, в новолуние или когда луна была в последней четверти, устраивались не столь многолюдные собрания. Чтецы ронго-ронго собирались в заливе Анакена, и арики ходил взад-вперед, читая дощечки, а старики стояли вместе и слушали».   Луна в последней четверти символически обозначает праздник Пасхи, и это позволяет предполагать, что аборигенам действительно была известна дата Ноева потопа (то есть дата Первой Пасхи, символ которой и был изображен на  самых старых моаи)

К. Рутледж сообщает, что в «примечательных случаях разные лица декламировали примерно одно и то же, начиная словами: «Хе тимо те ако-ако, хе ако-ако тена». Аборигены говорили, что эти слова взяты с одной из древнейших дощечек и всем известны. Они представляли собой как бы «первую азбуку», Уре-ваи-ике (Уре Ваеико), и они утверждали, что это «великие древние слова», а все другие слова «малые».

(Не исключено, что эти «большие слова» хранят первоистоки древнего учения аборигенов, сходного с первоистоками христианского вероучения. Например, в христианских религиозных текстах, в подобных случаях используются выражение: «Во имя Отца и Сына и Святаго Духа» …)

Кроме того, аборигены рассказали Раутледж, что в одном из текстов ронго-ронго говорилось о сотворении мира.

На основании всего вышеизложенного, мы можем сделать некоторые дополнительные предположения:

1. Тексты ронго ронго были двух видов: священные и бытовые, и их еще совсем недавно умели читать сотни аборигенов.

2. Существовали школы ронго-ронго, в которых аборигенов обучали письменности.

3. Хранителем тайны религиозных записей священных ронго-ронго, на которые распространялось строгое табу, являлись король острова и жрецы.

4. Часть табличек кохау ронго ронго, возможно, до сих пор находится в тайных пещерах.

5. Тексты ронго ронго доступны расшифровке.

Предыдущая статья: Ангел из библиотеки.   Следующая статья: Послесловие.